Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
– И? Причём тут Лёва? – встревала я в его монолог.
– Да погоди ты перебивать-то! – занервничал Женька. – Слушай, дальше, что скажу. Пропали в той больнице ампулы с наркотиками. А ключи к сейфу, в котором они хранились, были у Михалыча да у главврача. Главный на Славкино место своего свояка пристроить хотел, а этого-то уволить было не за что: на дежурства ходит, со всеми почтителен, обходителен, да и по работе специалист толковый. Думал, видно, думал, да и придумал! В общем, написал он заявление тогда на Славика и в ментовку, и в прокуратуру. Если бы делу этому ход дали, потом бы парня не в одно медицинское учреждение не взяли на работу, да ещё бы и срок, поди-ка, впаяли! (Женька достал сигарету и закурил) Лёва же у нас человек обстоятельный, дотошный такой. Вызвал к себе Михалыча и понял, что дело-то тут не чисто. Стал копать. Ну, и вышел на главного. В итоге Славик сейчас и сам до верхов дослужился, а так бы пропал, как пить дать.
– А с тем что было? – интересовалась я.
– Да не знаю, что с тем. Знаю только, что с тех пор Лёва с Михалычем сдружились. Он одно время вообще часто в гости к нашим приезжал. Только после женитьбы на твоей деканше его визиты прекратились. Не любит она по гостям, важная вся такая. А Николаевна таких не терпит. Высокомерие она презирает.
По лобовому стеклу нашей бэхи стали биться крупные капли дождя. «Вот ливак-то! Глянь! – проговорил Женька. – Недолго она… Таки осени тут дождёмся!»
Я сидела и помалкивала, а Женя продолжал свой рассказ.
– Знаешь, Маш, Анка же тоже не всегда так жила. Ты бы её послушала! Ох, и намаялась она с Андрюшкой-то! Сама представь – без матери, без отца ребёнок рос. Ей и работать надо, и с ним заниматься. Да и по Таньке поначалу тосковала сильно. Кровнику единственную похоронила. Ужас! Для Андрюшки только и жила. Думаешь, почему она тебе помогает? Себя в тебе увидела! Тоже ведь билась также! Никто не помогал. То в одни ворота стучалась, то в другие. Это уж потом, когда образование получила, на подъём пошла. Работала и главным бухгалтером, и управляющим. Потом молодая какая-то в их конторе появилась, да ушлая такая! Эх, подсидела она Николаевну! Наша – женщина гордая, юлить, хитрить не будет! Да и преклоняться пред людьми не умеет, да и не позволит себе. И в тебе она такое увидела. Сердобольная же. Кстати, ту девку молодую потом уволили, а у Николаевны уже своя организация была открыта. Андрюха как раз строительный закончил, вот они по этой отрасли и пошли. Теперь фирму «Кров» знают по всему северо-западу и даже есть партнёры за рубежом. Так что нашей Анке палец в рот не клади, по локоть откусит! Она у нас прошаренная.
Я внимательно слушала Анкиного водителя и не понимала, откуда он это знает, раз сам работает у неё только несколько лет.
– Жень, неужели она тебе это сама рассказала? – поинтересовалась я у него.
– А кто же! – выпучив глаза, спросил он. – Она дама весьма открытая и откровенная. Не со всеми, правда. Хотя меня-то ей стесняться совсем не приходилось! Они с моей мамкой хорошо дружили. Она у меня в магазине работала, а та ходила туда постоянно. Мы ж с Андрюхой-то её, считай, одного возраста почти. (Он закурил снова). Немногим я его постарше. Мне было пятнадцать, когда у матери обнаружили рак. Мать мне сразу сказала, мол, Жень, так и так, надо готовиться. Я, конечно, в шоке был. А что? Она без обеда работала и выходных… Чего она там ела-то?
Женька закашлялся то ли от дыма, то ли от спазмов в горле. Всё-таки тяжело говорить о таких вещах. Он смотрел в запотевшее от дождя окно и, изредка делая затяжки, продолжал свой рассказ.
– Вот желудок и заболел. Сначала думали, что язва. Потом – раз и третья стадия уже! Николаевна и тогда договорилась, чтобы матери операцию сделали. Маме тогда полжелудка отрезали. Вроде, даже и на поправку поначалу пошла. Мы обрадовались, помню! (Женька вытер слезу) А потом всё заново: худеть начала – есть-то не могла. Рак же – это ведь голодная смерть. Я ей наготовлю всего, думаю, хоть бы уж чего-нибудь съела, а она в рот возьмёт, да и обратно всё! А боли какие были! Всю её эта болезнь поганая измотала. Скорая уж на вызовы к нам не ездила. Я позвоню, а мне: «Были уже у вас!» Так Николаевна сама научилась уколы делать – приходила к нам по три раза на дню. А потом, когда обезболивающие помогать перестали, Анка стала наркотики добывать. А они, суки, дорогие были! Та тогда в долги даже влезла! Я в грудь себя бил, мол, как смогу, всё отработаю. А она меня по голове гладила и говорила: «Не надо, Женечка, не надо. Кто вам кроме меня ещё поможет!» А ведь просто знакомая была! У меня у мамки брат есть, так даже на похороны не приехал! А тут – чужая, считай, баба! Чужая! И помогла! А как мать похоронили, Анка меня к себе забрала. Так с Андрюхой и росли мы вместе. Ты не смотри, что я водителем работаю. Не думай, что не образованный. У меня тоже вышка есть. Только Анка меня никуда от себя не отпускает. Тревожиться сильно, да и я уж привык, когда она рядом.
Сквозь залитые водой стёкла виднелось приближающееся красное пятно. Во внезапно открывшуюся дверь влетел запах сырой прохлады. «Фу! – Анка шлёпнулась на кресло. – Всё!»
Мы перевели на неё свои взгляды. «Всё говорю! Договорились! – кивала она нам головой. – При мне позвонил своей и всё порешали! Значит, слушай, Машка! Через неделю ты должна будешь свой диплом для рецензии её заму представить, а потом со всеми остальными защищаешься, и всё в обычном порядке! Поняла?»
Я так обрадовалась, что кинулась на шею к Николаевне. «Спасибо-спасибо-спасибо! – тараторила я. – Дорогая моя, без тебя бы у меня ничего не вышло!» «Успокойся… Всё хорошо. Считай, что я это для себя делаю! – засмеялась Анка. – Вот погоди.» Женька громко включил музыку в салоне и так и не дал дослушать мою спасительницу.
– Ну что? Махнём до Маруси? – послышалось сквозь звуки музыки.
Николаевна повернулась ко мне и переспросила: «Ты не против?»
– Да, конечно, поехали! Спрашиваешь! – сказала я.
Мы повернули в сторону дома и ехали под проливным дождём. Дворники на лобовухе ходили из стороны в сторону и еле успевали справляться с большим наплывом воды. Я поглядывала то в окно, то на груду подарков, приготовленных Анкой для Вари, и меня не переставала терзать мысль о том, как я покажу Николаевне своё жилище. Хибару, в которой я живу.
Николаевна пошарила рукой в бардачке и достала оттуда бутылку коньяка. «Это дело надо обмыть!» – предложила она. Я согласилась. Откуда-то сразу же появилась молочная шоколадка, и именно такая, какую я люблю… «Марусь, за тебя! – поднося бутылочку ко рту, проговорила Анна Николаевна. – Чтоб всё у тебя было хорошо!» Заметив, что она забыла откусить дольку шоколадки, как это делала всегда, я открыла свой рот, чтобы напомнить об этом. Но было уже поздно – Анка, сильно зажмурив глаза, отхлебнула из пузырька и схватилась за сладкую закуску. «А чего ж не рассосала-то вначале?» – спрашивала я у неё. Она, передёрнув носом, с выдохом произнесла: «Да разнервничалась и забыла! Ну, с кем не бывает!» Николаевна протянула мне спиртное: «Давай ты!» Я, как она и учила меня когда-то в бане, отломила дольку шоколадки и, рассосав, запила её коньяком.
– Да, хорошая из тебя ученица, Маруся! – засмеялась Анка.
– А то! – улыбнувшись, ответила я.
Женька только поглядывал на нас изредка и подмигивал мне в зеркало заднего вида, мол, видишь, как оно всё бывает-то!.. А я смотрела на Николаевну и восхищалась ей: надо же, какая сильная женщина! Да и мало того, что сильная, она ещё и вон отзывчивая какая.
На улице не переставал идти дождь, а тучи всё сильнее провисали над нами. Казалось, что своей серой тяжестью они задавят нас. Деревья так сильно качали большими кронами, что создавалось ощущение, будто их сейчас выдернет с корнем и понесёт по воздуху. В лобовуху красной бэхи так и летели коричневые ошметки грязи.
– Да. Тут быстро не поедешь. – Промямлил себе под нос Женька. – Вон, как погода лютует.
– Ой! Это что! – начала Анка. – Вот мы раньше в такие ураганы попадали… И не на такой машине! Помню, с Лёвкой на природу решили выбраться. А чего там было-то по семнадцать, наверно. Нашёл он у кого-то мопед, который по дороге в ту сторону и обсох. Кто ж о бензине-то думал? Нам ребята сказали, что хватит, ну мы и не проверяли. Конец июля был. Жара такая стояла. И главное, день-то солнечный такой. А тут – раз! Тучи небо всё заполонили, ветер начал рвать и метать и знаете, пошёл дождь. Да не так, как мы привыкли – с неба разом на всю землю, а стеной надвигался. Помню, идём с Лёвиком. Мопед-то уже в кустах оставили, чего его тащить-то. Идём. А Лёвка так назад оглянулся, за руку меня схватил и кричит: «Бежим! Бежим, Анютка!» Уж тут я тоже обернулась. Гляжу, а там. стена! Серая! Плотная! Большая! Из дождя! Мы, как припустили! А ведь везде дачные участки и на некоторых из них домики стояли. Так в одном женщина крылечко подметала. Голову-то она подняла и увидела, как там хлещет, да как закричит нам: «Быстрей! Быстрей сюда!» Мы на голос-то и ринулись. Как в дом забежали, она дверь за нами захлопнула сразу. Стоим мы в коридорчике и слышим, как каплищи по земле мимо нас прочеканили. Вот такого дождя я больше ни разу не видела. А тут что? Можно сказать, грибной.
